Петербургский рассказ

Пролог

Жизнь в самом центре Санкт-Петербурга — на Невском проспекте — это особый интересный опыт. Высокие потолки, неповторимый запах и аура питерских парадных, вид из окон на памятники архитектуры… Ко всему этому прилагается нескончаемый шум Невского, который слегка пробивается даже сквозь закрытые пластиковые стеклопакеты, белые внутри квартиры и покрашенные под дерево снаружи. Но с закрытыми окнами жить сложно: вентиляция в квартире явно не справляется со своей задачей. Впрочем, я к шуму привык и даже спокойно спал с открытыми окнами без каких-то проблем.

Да, с одной стороны — шаговая доступность всех ключевых мест Петербурга, Казанский собор за углом, разнообразная питерская архитектура, метро через дорогу. С другой — центр города наполнен людьми, с которыми я никогда ранее не сталкивался, останавливаясь в Петербурге (а уж поверьте, я останавливался в нём часто и подолгу). Центр не просто манит таких людей, они — его хозяева, выгнавшие куда-то на периферию коренных петербуржцев, что теперь сдают свои просторные апартаменты таким понаехавшим, как я. За неделю проживания на Невском я поделил этих хозяев питерского центра на несколько ярко выделяющихся групп.

Твари Петербурга и места их обитания

Первая группа — это фотобляди. Обычно они появляются ближе к вечеру, когда с улиц пропадает резкий солнечный свет, тени становятся мягче, а закат отражается радугой в каналах — в общем, неплохое время для инстаграм-фотосессии, это я как фотограф-любитель говорю. Фотобляди обычно вымазаны косметикой до состояния пластиковых кукол, у них обязательно чётко подведены глаза и ярко накрашены искусственно увеличенные губы. Волосы обязательно уложены с непременным эффектом объёма. На фотоблядях надеты парадные платья, в которых просто так не выйдешь на улицу. На ногах — туфли на очень высоком каблуке. Обязательно присутствует золотая бижутерия и до отвращения безвкусно оформленные ногти. Фотобляди во всём этом параде позируют перед специально нанятым фотографом: меняют позы, строят глупые рожи, оголяют ноги, закидывают руки за голову, а голову наклоняют в разные стороны. Короче, составляют себе портфолио, чтобы продать себя подороже. Всё это — на фоне Петербурга, аристократически утончённого и эстетически безупречного, в отличие от фотоблядей.

Вторая группа — это клоуны. Это те, кто слово «свобода» понимает только как принципиальную необходимость выглядеть настолько уродливо, насколько им может позволить отсутствие вкуса. Клоуны обычно похожи на дерьмо попугая: ярко окрашенные волосы, татуировки по всему телу и даже на лице, отвратительно уродливая и неподходящая одежда, пирсинг в самых неожиданных местах. Многие на ходу курят что попало, оставляя за собой долгий шлейф химически-сладких противных ароматов, как от дешёвых ароматизаторов воздуха в автомобилях у таксистов. Многие и сами по себе так пахнут, а то и хуже. Клоуны всегда заметно выделяются из любой толпы и резко контрастируют с любым стилем исторического центра. Барокко, ампир, русский классицизм, советский конструктивизм — клоун на любом питерском фоне будет являться прыщом, который хочется если уж не выдавить, то замазать. Минус клоунов в том, что их можно встретить на улицах Петербурга в любое время суток. Но зато их вообще нет в музеях, парках, храмах.

Третья группа — это ушлёпки. Ушлёпки видят смысл своего существования только в получении наслаждения, но язык не поворачивается называть их гедонистами. Гедонисты — это люди, как правило, интересные в общении и в привычках, и толк в хороших извращениях знают. А ушлёпкам доступен только один вид наслаждения, самый низкий и примитивный — накачать себя дешёвыми веществами до невменяемого состояния, можно под такую же примитивную музыку. Ниже по социально ушлёпочной лестнице — только курильщики опиума. Даже питерские бомжи выглядят интеллигентами на фоне ушлёпков.

Для ушлёпков есть свой маленький ушлёпочный говнорай в центре Петербурга — улица, на которой велико скопление заведений для ушлёпков. Оттуда обязательно доносится ушлёпочная музыка, если можно так назвать часами ритмично громыхающую в 4/4 бас-бочку. Ушлёпки толпятся именно там, все уже в разной степени обдолбанности, что-то кричат, из-за чего-то веселятся, в одной руке бутылка с алгоколем, в другой — прибор для обкуривания. Орут (не разговаривают — именно орут) только матом, могут делать довольно непристойные вещи по отношению к женщинам, даже посторонним. Могут агрессивно выяснять отношения друг с другом. Дальше ста метров от этих заведений ушлёпки редко отходят, слава богу. Но ушлёпочную улицу лучше обходить стороной. И не столько из соображений безопасности, сколько из-за брезгливости.

Всякий раз, когда я видел на улицах Петербурга ушлёпка, мне хотелось раздавить его, как таракана.

Четвёртая группа — это пердуны. Те, кто намеренно производят громкий противоестественный шум. Основные пердуны — мотоциклисты. Люди, которым во что бы то ни стало нужно промчатся по Невскому проспекту очень быстро и с грохотом. Практического смысла в таких поездках нет, они только для удовлетворения собственных желаний и с полным игнорированием чужих интересов. Днём по Невскому особенно не погоняешь, поэтому время пердунов-мотоциклистов приходит по ночам, когда у большинства несчастных, чьи окна выходят на Невский, глубокий здоровый сон. Случайно оказаться на тротуаре, когда такой пердун рвёт со светофора, балансируя на заднем колесе, — это трагедия для барабанных перепонок.

В отличие от пердунов-мотоциклистов, пердуны-автомобилисты по Невскому ездят всегда. Это обычно те, кто возомнил себя крутым автогонщиком и обзавёлся псевдоспортивный автомобилем. Непременная черта таких автомобилей — вырезанный глушитель, из-за чего они жутко пердят даже на холостых оборотах. А уж когда начинают разгоняться, так легко могут дать фору пердунам-мотоциклистам.

Никакие современные стеклопакеты не спасают от пердунов, их трещание пробивает даже бетонные стены. Хорошо, что пердуны обитают только на широких, прямых и свободных улицах. Стоит свернуть и отойти в сторону — там будет тихо и спокойно.

Эпилог

В свою последнюю ночную прогулку по историческому центру Санкт-Петербурга я спросил его: «Ответь мне, мой любимый город, на один вопрос. Ты был создан вопреки здравому смыслу, Ты был превращён в столицу вопреки общественному мнению, Ты вырос и стал таким, какой есть, вопреки всем традициям. За триста лет Ты пережил столько, сколько иные города не переживают и за тысячу. Ты справился с наводнениями, революциями и блокадой. Как Ты допустил, чтобы твои волшебные улицы заполнили те, кому на тебя наплевать? Как Ты терпишь тех, кто разрушает тебя и срёт на твою культуру? Как-то, что Ты пережил, привело вот к этому всему? Неужели в конечном счёте Ты живёшь только своим великим прошлым, но навсегда лишён будущего?»

Город грустно покачал пролётами разводных мостов, вздохнул свежим воздухом с Невы, сверкнул огнями белых ночей на шпилях и ответил: «Я — отражение вашей воли, люди. Меня создал сумрачный гений, который пожелал, чтобы я был именно здесь. Меня строили лучшие зодчие, которые хотели, чтобы я был гармоничным и прекрасным. Ко мне приезжали величайшие мыслители и творцы, которые вдохновлялись мной и переживали со мной лучшие годы своей жизни, делая живым и меня. Самые преданные мои жители в сложные периоды истории боролись за мою жизнь, отдавая за меня свои жизни. Это всё была не моя воля, а ваша, люди. Вы так хотели, и я всегда буду благодарен вам за это. Но сейчас вы хотите жить только для себя. Вы пользуетесь мною, как дешёвой одноразовой салфеткой, но не понимаете, что второго такого меня вы не сможете достать из пачки. Вы будете вынуждены вечно жить со мной в той грязи, что приносите в меня. Такова ваша воля сегодня. И если вы желаете, чтобы у меня не было более великого будущего, а моё великое прошлое замазывалось этой грязью, то мне остаётся только смириться с этим и после трёхсот лет яркого взлёта тысячи лет медленно угасать, растворяясь в праздности, смешиваясь с вульгарностью, забывая свою историю.»

На следующее утро я опять уехал из моего любимого города в мой родной.

Постскриптум

Подавляющее большинство фотографий, использованных в тексте, я содрал у замечательного питерского стрит-лайф-фотографа Александра Петросяна, который, кстати, ведёт свой Инстаграм и даже Телеграм-канал. Круче него Санкт-Петербург не фотографирует никто.